Пряник
Скажу сразу: многое из того, что ты сейчас узнаешь, будет тебе неприятно. Ничего. Привыкай. Мне тоже было неприятно, но... как видишь, выжил. Главное — не впадать в панику и не раскисать, даже если тебя будут лупцевать дубинками по спине. На “ты” я тебя называю потому, что в тюрьме всех называют на “ты”. Здесь, в тюрьме, всем абсолютно безразлично, сколько тебе лет и какую должность ты занимал на воле. В крайнем случае заинтересует профессия: если ты радиоинженер, то при случае скажут починить сломавшийся телевизор (да, да, не удивляйся, демократия в советских тюрьмах шагнула настолько далеко, что даже в некоммерческих камерах встречаются телевизоры).
Итак, ты — пряник, то есть человек, впервые попавший в тюрьму. Ты, разумеется, невиновен, попался случайно, вот-вот выйдешь, стоит только позвонить адвокату, ну и так далее и тому подобная вольная ерунда. Поэтому запомни: попавший в тюрьму редко когда прводит в ней менее полугода. Так что настраивайся.
Лучше всего, если ты читаешь этот текст до того, как тупые потные ребята в сером приедут за тобой, когда у тебя есть еще шанс подготовиться ко всему происходящему не только психологически, но и, так сказать, материально. Причем нет разницы — и мне в том числе, — кто ты: преуспевающий бизнесмен, простой рабочий, бандит, военный или журналист. В нашей стране подследственно-арестованным, содержащимся в следственном изоляторе (читай — тюрьме), может оказаться кто угодно. (Даже — сам можешь вспомнить недавнюю наиновейшую историю государства Российского — и.о. Генерального прокурора или министр юстиции). Так что готовься заранее, ибо жители России подразделяются на две категории: тех, кто сидит, и тех, кто готовится. Есть, правда, еще и третья — фээсбэшники и всякого рода “мусора” — милиционеры, или, как их называют в тюрьме, “красные”, которые абсолютно ошибочно полагают, что им тюрьмы избежать удастся. Опыт свидетельствует, что удается немногим. Еще они напрочь игнорируют тот факт, что лица, благополучно посаженные ими в тюрьму, когда-нибудь так же благополучно из нее выйдут. (При медленном, но все же движении к вступлению в Европейский Союз Россия-таки отменит смертную казнь!) И многим из них захочется — так, любопытства ради, — поинтересоваться, как же там и чем же там поживает его любимый следак-следователь...
Но это другая тема. Тебя она пока всерьез не касается. Тебе надо для начала собрать “майдан”. Майдан — это такая большая, желательно, крепкая сумка, в которой зеки носят из камеры в камеру, из хаты в хату, по-тюремному, свой скарб.
Я тебе в майдан вот что посоветую сложить. Тельняшку (майку), спортивные штаны, носки простые и шерстяные, носовые платки, простыню, наволочки, полотенце (два), одеяло, зубную щетку и пасту, мыло для умывания и хозяйственное, бритвенные принадлежности (кроме одеколона), расческу, коробок спичек, 10 пачек “Примы” (для зеков), несколько пачек блэнда, сигарет с фильтром (тебе лучше либо не курить, либо бросить), ложку, металлическую миску, кружку, иголки-нитки, бумагу для письма, тетрадки, конверты, ручку с запасными стержнями, ногтекусачку (ножницы запрещены) и что-нибудь из еды. Впрочем, из еды надо не что-нибудь, а продукты длительного и полезного использования: лук-чеснок, сало, бульонные кубики, лапша быстрого приготовления, сахар, масло, сухари (зря смеешься), чай (чем больше, тем лучше). Ну и пока все. Не забудь кипятильник. Консервы не пропустят. На первое время этого хватит, а там обживешься, освоишься и уже сам жене напишешь, что тебе надо. Да, матрац и одеяло тоже неплохо бы приготовить заранее: тюрьмы наши нищие, вряд ли тебе дадут что-нибудь стоящее.
Ну вот, ты почти готов. Собери все это, поставь дома в кладовку или в офисе в уголок и — жди. Если ждать — обязательно приедут. Если не ждать — приедут тоже обязательно, но внезапно. А это хуже. Но не смертельно. Будь готов к тому, что тебя возьмут ночью с постели, в гостях, у киоска, где ты сигареты будешь покупать, у трапа самолета (как меня) или еще где-нибудь. У них на этот счет фантазий хоть отбавляй. В одном они одинаковы: грубят, хамят, суют твои руки в наручники, давят на психику, приводят в отделение и сразу, пока ты тепленький, допрашивают. Потом бьют, бросают в камеру предварительного заключения (КПЗ), как правило, при районном отделении милиции, затем выводят, снова бьют и снова допрашивают... Мой тебе совет: молчи и не сопротивляйся. Виноват ты или не виноват — молчи всегда. Вспомни фильмы про немцев и русских разведчиков, вспомни, что ты мужчина, и молчи. Первые 72 часа тебе надо просто выжить. Это тот срок, в течение которого “мусора” имеют право держать тебя в КПЗ. Могут, конечно, и дольше, но тогда им надо запастись соответствующими бумагами, да и адвоката им тоже нужно будет тебе предоставить.
КПЗ для человека, не бывавшего ни в тюрьме, ни в армии, — это шокирующее помещение. Особенно общая камера. Духота (людей — как селедок в бочке), вонь от грязных тел и от параши в углу, накурено так, что дышать нечем... Зайдя в хату (камера так называется), обязательно скажи “здравствуй” и свое имя. После этого, если спросят, можешь назвать статью, которую тебе шьют. Народ у нас сидит грамотный, сразу после этого тебе могут рассказать, сколько просидишь в следственном изоляторе (СИЗО) и сколько дадут на суде. Лучше сразу готовься к наихудшему варианту: максимальный срок следствия и максимальный срок лагерей. К примеру, меня обвинили по 275-й статье — государственная измена. Значит, решил я, от 1,5 до 2 лет я проведу в СИЗО, а затем лет 8—10 — в лагере. Конечно, поначалу с этой мыслью свыкнуться тяжело. На психику давит груз воспоминаний об относительно благополучной вольной жизни, о жене и детях (тут неизвестно, что лучше — когда они у тебя есть или когда их нет. Вообще-то, конечно, лучше, когда нет — сам себе хозяин и голова не болит о семье). Поэтому, чтобы не грузиться, вбей себе в башку сразу и надолго, что отныне у тебя ничего и никого нет: ни квартиры, ни семьи, ни машины, ни работы, ни наград... Ты никто. И звать тебя никак. Зек. Безымянное быдло. Скотина. Тебя будут пинать дубаки, унижать менты, издеваться следаки... Через некоторое время тебе дадут погоняло, погремуху, что-то вроде твоего второго имени. Обычно разнообразием зеки не отличаются. Поэтому мне попадалось по нескольку Толстых, Хромых, Спортсменов, Малых, Больших, Дунайских и прочих только в одной тюрьме. Оригинальных, типа Пикассо, Шпион, очень мало, потому как мало политических, людей искусства, журналистов... К слову, о журналистах и шпионах. Так получилось, что меня, журналиста, кэгэбэшники назначили шпионом. Поэтому погоняло Шпион проканало (продержалось) недолго, так как порядочным арестантам, по понятиям, в падлу (то есть не следует) называть зека так же, как его называют мусора. Ну, это к слову...
Итак, из КПЗ тебя переведут в СИЗО. Там на первом этапе поместят в жуткую камеру, где ты проторчишь в лучшем случае пару суток перед тем, как тебя, небритого и страшного (заберут тебя все равно без майдана), сфотографируют, снимут отпечатки всех пальцев (кроме тех, что на ногах), дикой толщины иглой многоразового использования сделают тебе кровопускание (не упади в обморок, а не то женщина, по внешним половым признакам, во всяком случае, пообещает “е...ануть чем-нибудь”), сделают флюорографию... Это все называется карантин. Помню, один зек 5 дней жил в камере, все карантин проходил, потом трое суток в тройнике (маломестной камере) с танка (унитаза) не слезал: заразу какую-то подхватил... После карантина тебя, скорей всего, посадят как раз в тройник — камеру, где 4 шконки (койки), где тепло, уютно, не воняет, сидят (давно-о-о сидят) бывалые зеки и с улыбкой тебя спрашивают: “Ну что, о..ел? Ничего. Пообвыкнешься, придешь в себя и будешь жить дальше”. Ты расслабишься, начнешь отвечать на вопросы, что-то о себе рассказывать... Пока ты не открыл рот, вспомни: один из четверых-пятерых-шестерых в тройнике — наверняка “наседка”, подсадная утка, в чьи обязанности входит запомнить твои рассказы и передать их куда следует. Поэтому когда чувствуешь, что интерес к твоему делу перешел в русло практических и конкретных вопросов, не постесняйся и не побоись — “за спрос не бьют!” — задать контрвопрос: “С какой целью интересуешься?” Уверяю тебя, что после этого ты не услышишь более ни одного вопроса.
В тройнике ты впервые за много суток относительно спокойно выспишься, ополоснешься на унитазе (это нетрудно, зеки научат), придешь в себя немножко и надолго задумаешься над тем, куда и за что ты попал. Будь готов к тому, что тебя ни следователь, ни адвокаты не востребуют и неделю, и две...
После первого допроса, на котором ты не захочешь либо отвечать вообще (т.е. давать показания), либо отвечать без адвоката, либо отвечать так, как хочется следователю, тебя в 99 из 100 случаев переведут в общую камеру. Общая камера — это, собственно, и есть тюрьма. Согласно закону “О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений” (есть такой, кстати, изучи его прямо сейчас, параллельно с этим текстом, можешь даже сопоставить). Если ты военный или мент, то тебя не должны содержать в общей камере с осужденными или даже судимыми. Но все это полная ерунда. Держат, и подолгу. И не без определенных целей. Цель первая — подавить остатки психической сопротивляемости окружающей действительности. В общей камере, рассчитанной на 6—12 человек, всегда содержится от 25 до 40. Теснота, вонь, хроническая нехватка воды, вечный шум — это и многое другое действуют на психику очень сильно. Зайдя в хату, как и в КПЗ, поздоровайся, назовись — имя, статья. Обязательно найдется ответственный, главный — назови его как хочешь, — кто задает много вполне конкретных вопросов. Цель этих вопросов — определить, кто ты есть по жизни: блатной, шпанюк, мужик... Скорее всего, последнее. Хотя, если молодой, можешь встать на шпанюковскую стезю. Вновь прибывший мужик будет поставлен мыть посуду, полы — словом, что-то делать... Тебе желательно определиться, потому что балласта хата не любит. Через пару дней ты выяснишь, что почти у всех есть обязанности: пиковые стоят у робота — железных дверей — и предупреждают хату о том, что творится на продоле — в коридоре. Кто-то из мужиков рулит за крокодилом — длинным металлическим столом: надо вовремя набирать баланду, оставлять спящей смене, мыть посуду... Кто-то постоянно следит за “дорогой” — веревочным путем на решетке, через который в хату попадает все что угодно: от записок-малявок до чая-курева и даже дров для стрел.
Ты обвыкнешься, и уже через неделю скотская жизнь твоя войдет в определенный ритм. 8.00 — выход на продол на поверку, завтрак, прогулка один час в тесном тюремном дворике, обед, ужин, заползание на шконку (койку), беспокойный зековский сон. И так — каждый день, месяц, год. Разнообразие вносят общение со следаком, адвокатом, баня, свидания с женой (раз в месяц), письма... Все. Остальное время, свободное от тюремных обязанностей, можешь читать (если есть что) или смотреть (если есть куда).
Чуть позже я тебе подробней расскажу о некоторых моментах тюремной жизни. А сейчас хочу предупредить, что если тобой, подследственным, будут заниматься ФСБ или кто-то такой же серьезный, например, Генпрокуратура, то наседка будет тебя сопровождать всюду, и не одна, все твои письма и даже официальные обращения к Президенту, Генпрокурору будут перлюстрированы не только спецчастью СИЗО, и не столько ею, а именно ФСБ. Если надо (а надо часто), то твои телефоны будут и после твоего ареста прослушиваться, за женой и друзьями будут следить, из свидетелей будут выбивать необходимые показания, и т.д. и т.п. Надеюсь, книжки про 1937 год, КГБ и ВЧК ты читал, кино смотрел. Так вот, методы почти не изменились. Гуманнее они не стали. Выше интеллектом — тоже. Из тюрьмы тебя не выпустят ни за что — иллюзий не строй. Так что, лучше всего, либо живи, как мышь полевая, либо иди сдавайся сразу. Если у тебя есть друзья в ФСБ или в милиции — лишние объемные свидетельские показания не в твою пользу тебе обеспечены. (Конечно, я не беру тот “клинический” для нашей страны случай, когда твои друзья из вышеназванных организаций — очень высокие начальники, а сам ты — губернатор или очень крутой и богатый человек. На том уровне другие законы, суммы и сроки. Иногда все это перевешивают какие-то девять граммов.)
В общей хате зеки придирчиво тебя осмотрят и уже в первый вечер попросят шерсть из твоего свитера на “дорогу” — веревку для малявок, шкурок, кишок. Другому понадобятся твои сапоги, или брюки, или куртка — “сходить завтра на суд”, третий попросит закурить, четвертый — иголку с ниткой и т.д. Ты в замешательстве: не дашь — жлобом сочтут, дашь — не вернут. Так вот: ты имеешь полное право никому ничего не давать. И никто ничего тебе не сделает. Но мой тебе совет: в каждом отдельном случае надо также отдельно и поступать. Я, к примеру, сознательно лишился двух рукавов от свитера. Зато потом никто не мог меня попрекнуть, что я для хаты ничего не сделал. Поделился я чаем, сигаретами и нитками. Остальное, сказал, мне самому нужно всегда, ежедневно. И это была правда.
Григорий Пасько
