Экзамен на материнство
Тиффани, моя закадычная подруга, открыла дверь свободной от ребёнка рукой и мрачно бросила “Hi”, жестом приглашая нас пройти. «И кто тут у нас самый замечательный малыш на свете?!» — жизнерадостно поинтересовалась я у трёхмесячного Итана в голубых ползунках. Темноволосая головка, довольно непочтительно торчащая из маминой подмышки, покачивалась в такт энергичным шагам Тиффани. «Хочешь, бери его. На!» — не дожидаясь ответа, она сунула Итана в мои руки. «Уже три месяца, понимаешь — три месяца! — дом стоит неубранным. Я не сплю ночей. Радуюсь, если удаётся перехватить кусок между бесконечными кормлениями и сменой подгузников. Мы почти не разговариваем с мужем, что хорошо, в принципе. Потому что когда начинаем, дело обязательно доходит до выяснения: кто больше устал, до слёз и истерик... с обеих сторон! Скажи мне, — при этом Тиффани довольно сурово посмотрела на невинно стоящего рядом моего сына Даню, двух с половиной лет отроду, — Легче станет? Я совсем негодная мать? И что дальше?»
Я потребовала пустышку, засунула её в рот беспокойному Итану, и накрепко прижала к губам малыша большим пальцем руки. «А дальше, — говорю я с высоты своего двухлетнего опыта, — ты привыкнешь. Перестанешь задаваться вопросами о своей материнской состоятельности и... начнёшь новую жизнь!»
До ребёнка мы смотрели фильмы по мере их выхода в прокат в кинотеатрах. Ходили на пинту пива в деревенский паб. Посещали dinner parties и легко оставались ночевать у друзей после чересчур обильных возлияний. По выходным я любила нежиться в постели до совершенно неприличного обеденного часа. Словечко lie-in, безвозвратно ушедшее из моего быта, до сих пор вызывает у меня обильное слюноотделение. Теперь моё членство в Cambridge Art Cinema давно истекло. Взамен я обзавелась карточкой клуба по прокату DVD. Да и та где-то затерялась — после того, как я дважды рухнула спать, не успев посмотреть кассеты в отведённый прокатом срок, и сдала их не-солоно-хлебавши. Я открыла для себя целый мир утреннего телевидения и нежно полюбила странноватую воспитательницу из выдуманной шотландской деревни Баламори с ласкающим русское ухо именем мисс Хуи. Она, вкупе с телепузиками, строителем Бобом и пожарником Сэмом обеспечивают мой утренний покой и чашку кофе на завтрак. За последние два года я забросила одно из любимейших прежних занятий — читать на ночь. Максимум, на что хватает моей строго лимитированной энергии — просмотр перед сном фотографий в бульварных журналах ценой в один фунт. На их страницах Лиз Хёрли и Виктория Бэкем держат наманикюренными пальцами ладошки своих хорошеньких отпрысков, демонстрируя точёные фигуры, идеальный макияж на ровно загорелых лицах и неприкрытое восхищение собственным героизмом: я ли, мол, не хороша!? Я ли не сексуальна? Я ли, при всём вышесказанном, не обожающая свое чадо мамаша? Вот, пожалуйста: ношу запасной памперс в сумочке. Сумочка — Гуччи, памперс — обыкновенный. В руке у меня книга про сову и её деток...
Ура, у меня есть точно такая же! Соседи ребёнку подарили. До идеальной мамаши мне осталось совсем чуть-чуть. Обязательно сделаю маникюр. Завтра. На этой неоправданно оптимистичной ноте мои веки закрываются. Во сне меня посещает привычный уже кошмар: я появляюсь в офисе, в утренней суете забыв одеться. Я сижу за компьютером в старой застиранной ночной рубашке, с истерической скоростью пытаясь ответить на 124 новых сообщения в ящике «входящие», пока начальник Майк не осведомляется деликатно, не замёрзла ли я, и великодушно протягивает свой пиджак. Я внезапно осознаю весь ужас ситуации и в панике вскакиваю с постели. «Ма-а-мми! — призывно раздаётся из соседней комнаты. Встаю. Вхожу. — More milk!» Опять по-английски! — приходит в мою сонную голову раздражённая и очень своевременная мысль. Я успокаиваю сына, коварно обещая принести more milk и возвращаюсь досматривать свой «ужастик». Может, пора увольняться?
Мой муж, воспитанный в стране победившей демократии, никогда не ставил мне ультиматумов. «Решение, продолжать работать или нет, будет твоим. И только твоим. Я заранее с ним согласен.»
Я вернулась на работу. Начала писать статьи для ЛК. Записалась в тренажёрный зал. Отремонтировала три комнаты в доме и совместными с мужем усилиями стала выращивать огурцы и картошку на специально отведённом для этого садовом участке. Я научилась красить ресницы в пробке по дорогу на работу. Я успеваю упаковать в машину коляску, сумки и визжащего сопротивляющегося ребёнка в течение отведённых оплаченным талоном десяти минут. Я ежедневно замазываю мешки под глазами волшебным средством под названием concealer. Когда я несусь утром в детский сад на высоченных каблуках, крепко сжимая в руках своё 12-килограммовое сокровище, я чувствую, что бросаю вызов обществу. В один прекрасный день, приехав в обеденный перерыв в спортзал, я обнаруживаю, что в утренней спешке не положила в сумку кроссовки. Моё появление среди тренажёров в любимых туфлях на «шпильке» было встречено долгими задумчивыми взглядами других любителей спорта. «Красивые туфли, Мария!» — единственным, кто решился на ехидную ремарку, был сотрудник клуба. «Стараюсь!» — отрапортовала я с широкой улыбкой. Через пару дней я обнаружила злосчастные шпильки в стиральной машине. Круглая дверца была аккуратно закрыта. К счастью, я увидела торчащий из-под мужниных рубашек каблук до нажатия клавиши «пуск». Теперь перед каждой загрузкой порции белья в стиральную машину я тщательно проверяю её внутренности. Вчера я вытащила из металлических недр свежеочищенный банан.
Я привыкла жить с постоянным чувством вины. На работе хронически не успеваю сделать за три дня то, что раньше делала за пять. Мои карьерные амбиции разбиваются о железобетонный аргумент начальства: ты же на полставки! Какие новые проекты? Ты вот организуй себя как следует, разгрузи завалы, тогда посмотрим... Я задерживаюсь, пытаясь «разгрузить завалы», и чувствую вину перед сыном, когда забираю его из детсада одним из последних. Я мало общаюсь с друзьями, и практически каждую емелю начинаю с «прости меня, дуру грешную...» В редких случаях «выхода в свет» я начинаю виновато раскланиваться, когда вечер находится в самом разгаре. Меня провожают сочувственными понимающими взглядами. Я возвращаюсь домой к моменту, когда ребёнок уже выкупан и лежит в постели. Опять не успела к ритуалу «книжка на ночь», и он опять получил порцию буржуйских Wheels on the Bus вместо родных и развивающих русский язык Мухи-Цокотухи и доктора Айболита. Муж гладит свои рубашки и мои блузки, готовит ужин и жалуется, что организованный мною визит к его (!) маме не оставляет ему времени на высадку рассады огурцов в открытый грунт. Sorry darling! — вырывается у меня с немного большей долей сарказма, чем было запланировано. Во время очередного интервью для газеты я не успеваю подавить сладкий зевок. «Вам так скучно?» — оскорблённо осведомляется мой собеседник. «Боже, что вы! Извините ради Бога, я плохо спала прошлой ночью. У меня ребёнок. Маленький».
Я не квалифицированный жонглёр. Я только учусь. Мои шары, разные по размеру и форме, часто с грохотом падают на землю и быстро укатываются от меня во всех направлениях. Я закрываю голову подушкой, чтобы единственный, самый радужный и прыгучий, ещё парящий в воздухе шарик не ударил меня по макушке. «Мам-миии!!!» Бумс! Встаю. Иду. Что там Мириам Стоппард пишет про отучение от пустышки? А про горшок? А про more milk посреди ночи? Я опять не прочитала. Опять стираю три пары мокрых штанов. Опять включала «Ну, погоди!», чтобы покормить ужином. Я — негодная мать. В который раз провалила экзамен. И как ещё смею Тиффани советы давать? Беру на руки сонного, капризничающего малыша, и прижимаю его белокурую головку к своей груди. Под удовлетворённое посапывание мои шары медленно возвращаются и выстраиваются в некое подобие порядка. Они знают своё место. Они — лишь спутники на орбите. В моей солнечной системе все отлично организовано. Завтра же позвоню Тиффани и всё ей расскажу, успокою. Если не забуду.
Мария Кинг-Королева
