Как я снимался в английском кино
Как-то я прочел объявление, что требуются статисты на роль советских солдат для документального фильма. Денег платить не обещали, но обещали покрыть дорожные расходы, накормить ужином и уверяли, что будет очень весело. Не особо рассчитывая прославиться или получить вкусный ужин я, тем не менее, написал по указанному в объявлении адресу, потому как соблазнился перспективой как-то развлечься. Вскоре мне ответили и пригласили приехать в лес, что под Фарнемом в Суррее. Ни названия фильма, ни сюжета при этом не раскрывали.
В назначенный день я, после длительных блужданий по лесам и проселкам, нашел, наконец, искомое место и меня привели на съемочную площадку. Там меня представили трем джентльменам, облачавшимся в советскую униформу. Дамочка, курировавшая мои перемещения, представила их как больших телезвезд и экспертов по советскому оружию. Двое из них были англичанами, а третий — Гриша. Англичане все время бравировали своим знанием знаков отличий и общей воинской эрудицией. Они даже попытались поучать меня искусству ношения пилотки и как держать автомат. Я оделся в солдатскую телогрейку и страшного вида сапоги. Мне дали в руки калаш без ремня и проводили к месту съемки на краю обрыва. Там уже стояли те трое возле орудия. Рядом, на ящике с боеприпасами, красовалась непочатая бутылка водки и лежала коробка папирос "Беломорканал". Все, таким образом, было аутентично. Мне так и не объяснили толком, что надо делать и где (по задумке) мы находимся. По дороге от вагончика к высоте дамочка быстро протараторила мне что-то о том, что мы должны будем увидеть вспышку в небе и начать ей громко, вслух удивляться — мол, никогда такого не видели.
Было очень холодно — начало декабря. Я и Гриша были в телогрейках, но товарищи майор и подполковник щеголяли в летних кительках с медальками, как здрасти среди ночи. Нам рассовали по карманам датчики звука и операторы улеглись вниз по склону в кустах с камерой, метрах в пятидесяти от нас. Тут вдруг на сцене действия возник пожилой джентльмен. Непонятно, кто его пустил сюда, хотя еще более непонятно было бы, если бы его кто-то задержал. Весь персонал съемочной бригады дружно лежал в кустах с камерой, выкрикивая изредка какие-то команды как нам стать и куда смотреть. Пожилой джентльмен скрипуче поинтересовался можно ли ему пройти и долго еще выяснял можно ли ему двинуться прямо вниз по склону или идти в обход. Отделавшись от назойливого старика, мы начали курить. Покуривание и распитие водки на боевом посту было, по сценарию, основной деталью, которую они хотели снять. Ветер был страшный и закурить удавалось с трудом, после многочисленных попыток. Гриша был лейтенантом, а я сержантом. Мы начали оживленный диалог по-русски, в то время как старшие офицеры стояли в своей безмолвной окаменелости на продувном ветру в легких измятых кительках, по очереди пялясь на небо в муляж прибора ночного видения.
Проблема нашего с Гришей диалога состояла в том, что я ничего не знал о том, что происходит и где мы. На границе? В Афгане? Что за высоту мы охраняем? Гриша, похоже, знал чуть больше меня, потому как постоянно задавал мне вопросы о моей армейской жизни.
— Ты в штаб ездил сегодня, сколько они сказали тут стоять?
— До утра, товарищ лейтенант! — бодро отвечал я, явно невпопад, потому что в ответ Гриша промямлил:
— Что ж тут до утра делать-то?
Из кустов прокричали, чтоб мы курили и пили водку.
— Товарищ подполковник, погреться бы, — обратился Гриша к подполковнику.
— О да, пожальюстя! — живо откликнулся подполковник на ломанном русском языке, точь-в-точь как в антисоветских блокбастерах времен холодной войны.
Я почувствовал себя предателем, продающим родину. Вообще неизвестно, что тут снимается. И почему мы только и делаем что курим и жрем водку из горла?
— Разрешите сержанту глоток сделать? — поинтересовался лейтенант.
— О да, коньечно — милостиво разрешил подполковник.
Я приложился к бутылке. Водка была настоящая. От выкуренных беломорин и спиртного мне уже изрядно захорошело. Из кустов последовала команда чатиться по-русски. Я понес какую-то околесицу о дембеле и предстоящей по этому поводу попойке. Лейтенант неосторожно закинул вопрос подполковнику:
— Сержант на дембель скоро едет, может разрешим ему еще глоточек погреться?
— Не поньимаю, — отозвался подполковник с лицом шпиона-недоучки.
Слово "дембель" он не проходил в школе разведчиков. При этом весь этот диалог явно писался как "разговор русских". Обращаться к старшим офицерам, похоже, было опасно и лейтенант задумчиво прокряхтел:
— Холодно сегодня.
— Так точно, товарищ лейтенант — обрадованно подхватил я. — Зато комаров нет!
— Какие, нахрен, комары в октябре — досадливо прошипел лейтенант и я понял, что ляпнул глупость. Нависла напряженная тишина Из кустов поступило требование чатиться по-русски, а не молчать, как рыбы. Тогда Гриша спросил меня:
— Ты сам откуда будешь, сержант?
И тут черт меня дернул ляпнуть:
— Из Киргизии, товарищ лейтенант!
Надо сказать, что я никогда не был в Киргизии, не похож на киргизов ни ростом, ни лицом и вообще не знаю что у них там в Киргизии есть. Поэтому на следующую реплику лейтенанта "Да у вас там хорошо сейчас в Киргизии. Лето еще", я рявкнул:
— Да, у нас там хорошо! — а что еще сказать о Киргизии я не знал.
Лейтенант стоял, враждебно повернувшись ко мне спиной, явно сильно раздраженный моими идиотскими ответами, и я не знал, чего бы еще такого брякнуть, не очень глупого. В затянувшейся паузе Гриша протянул мне муляж прибора ночного видения, предложив изучить ночное небо и доложить обстановку. Я одеревенело уставился в закрытый объектив.
— Что видишь, сержант? — обратился ко мне лейтенант.
— Самолетов противника не наблюдаю, — гордо отрапортовал я.
— Какие, нахрен, самолеты противника в Сибири! — сквозь зубы простонал лейтенант и я понял, что опять сказал что-то не то. Так мы в Сибири — подумал я. Ну хоть что-то прояснилось. Если б еще знать что мы тут охраняем, еще и в присутствии двух старших офицеров, было бы совсем хорошо.
Я все ждал обещанную вспышку, а ее все не было и не было. В отчаянии я опять хватанул из бутылки и закурил очередную беломорину. От крепкой табачины и водки у меня уже начала слегка кружиться голова и заплетаться язык. Я решил больше ничего не говорить, чтобы не попасть опять впросак, но из кустов опять закричали, чтоб мы не останавливались, а продолжали беседу по-русски и пили водку. Уже почти совсем стемнело и я не видел где залегли операторы а ориентировался лишь по голосу.
— Вы бы оделись, товарищ подполковник — обратился лейтенант к подполковнику, игнорируя майора и нарушая тем самым воинскую иерархию. Майор все время действия молчал, как засланный казачок, и я даже не помню сейчас его лица. — Холодно ить, там у нас в уазике есть шинели.
— Да, пожальюста, — невпопад ответил полковник, решив, видимо, что мы опять хотим водки. Было так холодно, что его ордена и медали покрылись инеем.
И какого черта он при таком параде высоту ночью охраняет? — подумал я, а вслух сказал:
— Зато ордена видны.
— Ты особо не выступай, они ребята хорошие, но могут и обидеться — строго заметил лейтенант. И мне стало непонятно: он это для фильма так загнул или просто решил меня на место поставить, чтоб я не умничал.
— Шинельку накиньте, товарищ подполковник — не унимался Гриша, тоже изрядно принявший на грудь.
Полковник с гримасой боли непонимания на лице начал сновать между окаменевшим или, возможно, уже совсем обледеневшим майором, орудием, моими катастрофическим сапогами, звякая бутылкой, как официант, предлагая нам выпить. Люди, залегшие в кустах, придвигались все ближе и ближе. Наконец, они зашли нам за спины и направили лучи прожектора прямо в лица. Поднесли поближе звукозаписывающую шваброчку и попросили курить, пить водку и чатиться по-русски уже по-взрослому, то есть вовсю. Я с трудом закурил на сильном ветру очередную беломорину, брякнул что-то типа "служу Советскому Союзу" и приложился к бутылке, став в позу "отзовитесь, горнисты". По-моему, оператору очень понравилась эта моя стойка — на фоне луны с автоматом в одной руке, полуприкрытыми глазами и воинственно закинутой бутылкой. Сказался стаж работы в отечественном медицинском учреждении, где пили профессионально по-черному все — от санитара до перманентно пьяного главврача. Вероятно, я выглядел великолепно-безобразно-отвратительно, потому что эту стойку попросили повторить на бис. Эх, продаю ить родину ни за что! — мелькнула у меня тревожная мысль, когда я жадно заглатывал водяру, а мой кадык отчетливо работал на фоне луны.
Съемка закончилась. Операторы были в восторге. Они собирались накормить нас ужином, но я стребовал денег за бензин и решил поехать домой. В лесу я слегка запутался. Дорог было две и я, как обычно, поехал по неправильной. Машину сильно трясло по кочкам и вскоре я заехал в тупик. Развернуться было практически невозможно и я в отчаянии подумал, что лучше бы я остался на ужин. Все равно, я теперь пьяный и ехать не могу. А где я нахожусь, я все равно не знаю. Впрочем, вру, к тому моменту я уже знал где нахожусь. В Сибири...
Андрей Суходуб
