Палата number 6
Счастье — это хорошее здоровье и плохая память.
Ингрид Бергман
10 октября был Международный день психического здоровья
Под утро, когда стало совсем невмоготу, он стукнул по слепому окну без ручек и шпингалетов, за которым желтая луна скалилась по-бусурмански. На шум пришел заспанный санитар, побил немножко, не зло, и привязал к кровати.
Мы потом сидели, обнявшись, на черной лестнице и плакали, а он все прятал под рукава запястья в синяках. Свидание было несанкционированным, но я пошепталась кой-с-кем из персонала, деликатно пристроив бумажку-другую, и получила треугольный ключ, открывающий практически любые двери психбольницы N 1 города С. Когда-то я работала в этой больнице, заведовала снабжением, и сама таскала веревочку с таким ключом на шее.
А теперь вот привезла сюда, "в одно из лучших отделений", отца, своего родного папку. Поистине, не зарекайся ни от чего... В худшее или даже среднее отделение я бы его не отдала ни при каких обстоятельствах. Там можно было находиться только под общим наркозом.
За былые связи и будущее вознаграждение нам был обещан VIP-уход. "У нас сейчас наплыв таких, как ваш отец, жертв перестройки, — говорил врач. — Бывшие начальники, коммунисты-комсомольцы. Реактивные неврозы. Депрессии. Суицидальные намерения. Когда мир стал рушиться, кто половчее, извините, — разбежались или затаились, а этих вот придавило..." Мысль о том, что мы в беде не одиноки, пусть даже и в компании не самых ловких, утешала. Доктор говорил много и с удовольствием. Наши вытянутые физиономии отражались в его веселых круглых очках. Это был единственный светлый момент за всю историю болезни, все остальное обернулось кошмаром.
Отец там голодал. Как бывший снабженец я знала, что в больничную кухню ежедневно привозится целая корова — с рогами, хвостом и т.п. На супы, так сказать, холодцы и расстегаи. Что с животным происходило дальше — непонятно. Возможно, повар-вегетарианец втихаря выпускал ее через черный ход назад, на пастбище. Мяса в еде точно не было. Как, впрочем, не было и многих других ингредиентов, что наводило на мысль, что повар мог быть также сторонником раздельного питания или даже полного голодания по системе Порфирия Иванова.
В отделении процветали дедовщина и воровство. Накормить своего близкого можно было только из рук в часы посещений. Холодильник, увешанный зловещими инструкциями, почему-то все время находился в процессе разморозки. Впрочем, меня сразу предупредили, что "ничего туда не ложь, а то все равно скрадут, супостаты".
Но хуже всего был запах. Выявить его источник невозможно, но так, говорят, пахнут все российские психбольницы. Эта вонь не имеет отношения ни к медицине, ни к биологии, ни даже к таблице Менделеева.
Отделения были раздельные, и больничные дамы могли встречаться с кавалерами только по субботам в кинозале. Чтоб "не шалили", несколько раз во время просмотра включали полный свет. Могли бы и не выключать вовсе. Все равно за интригами инфантильной "Королевы бензоколонки" уже после двух просмотров можно было следить с закрытыми глазами. А на "шалости" измученных вегетарианством и медикаментами больных как-то не тянуло. По четвергам ходили в баню со своими полотенцами. Еще, помню, "безродные" пациенты, из постоянных, носили широкие штаны чуть ниже колен из жизнерадостного ситчика. Эта авангардная, по тем временам, модель позволяла экономить на нижнем белье, коим одновременно и служила.
К чести отечественной психиатрии должна сказать, что папка мой пришел-таки в себя, занялся коммерцией, и суицидальные мысли его, слава Богу, больше не посещали.
С тех пор прошло без малого 15 лет. Оказавшись на Западе и хорошенько осмотревшись по сторонам, я вдруг с удивлением обнаружила, что мои "тридцать с гаком" — это не диагноз, а чудесный возраст, эдакий коктейль из горьковатого опыта и сладких надежд. И вполне еще можно воплотить в жизнь две самые сокровенные мечты. Первую — нацепить на щиколотку легкую цепочку с бубенчиками, а вторую — начать всерьез изучать психологию. К моим услугам оказалось бесчисленное количество "взрослых" колледжей, где даже без макияжа меня бы не путали с мамашей какого-нибудь второгодника. На определенном этапе теорию понадобилось подкрепить практикой, и, позвякивая бубенчиками, я направилась в отделение психиатрии одной из крупных больниц на юге Лондона.
В ночь перед первым днем практики призрак безумной королевы бензоколонки в круглых очках и ситцевых шароварах явился ко мне, грозя нечистым пальцем. Признаюсь, я сильно нервничала утром, подъезжая к больнице.
Психиатрическое крыло ничем не отличалось от других: ни колючей проволоки по периметру, ни решеток на окнах. Светлые стены с картинками (сплошь Моне и Ван Гог), запах кофе и веселый внутренний садик. Ночной призрак помелькал немножко среди розовых кресел, да и сгинул.
Здешний контингент оказался в основном тот же, что когда-то в отделении моего отца: хронические депрессии, суицидальные намерения, зачастую отягощенные алкоголизмом и наркотической зависимостью. Среди причин, правда, преобладают не потеря социального статуса, а наследственно-бытовые. Здесь был и выпускник Кембриджа, параноик, пишущий по ночам толстенный философский трактат, и адвокат, одержимый манией преследования, и танцовщица из Сохо — кокаинистка и мать четверых детей. Клеймо психбольного английский пациент носит если не с гордостью, то уж точно — без излишнего мелодраматизма. Он полон собственного достоинства и отлично знает свои права, о которых ему сообщают сразу же по приеме в больницу. Если чего не понял — бесплатный адвокат придет и объяснит на пальцах.
Вивиен Б., патронесса психиатрического отделения: "Конфиденциальность — вот что мы ставим во главу угла. Пациент уверен, что любая информация о его болезни останется в стенах больницы. Мы отвечаем только на официально санкционированные запросы. Даже с родителями и супругами разговариваем лишь с согласия клиента".
Если у вас, как говорится, крыша поехала и вы попали в Систему, т.е. заимели собственную психиатрическую историю болезни, то в Англии в этом случае можете больше не переживать ни по поводу отсутствия денег, ни по поводу отсутствия реальной крыши над головой. Государство снабдит и тем и другим. Подлечив в больнице, Система передает человека в руки несметной рати социальных работников, которые внимательно следят за его дальнейшей реабилитацией. В ходу шутка: "Чем отличается бультерьер от социального работника? Тем, что бультерьер когда-нибудь, да отпустит". Но, пусть меня простят за сарказм, далеко не все стремятся вырваться из лап Системы. По статистике около трети населения Британии живет в кромешном одиночестве. На этом фоне больница с улыбчивым персоналом и удобствами хорошего трехзвездочного отеля для многих — свет в конце тоннеля. Одни и те же пациенты появляются здесь с завидной регулярностью.
Джон И., психотерапевт: "Действительно, бывают случаи, когда люди попросту "доят" систему здравоохранения. К примеру, клиент звонит в полицию и сообщает о суицидальных намерениях. А у самого уже сумка со всем необходимым для приема в больницу у порога стоит. Это — извечная проблема бесплатной медицины. Но, в основном, люди действительно больны. Ведь при единственном эпизоде депрессии вероятность рецидива составляет 50%, а при втором — уже 70%. И больше половины таких больных совершают попытки самоубийства. Наша задача — исключить малейший риск".
Помнится, даже когда вымя нашей советской бесплатной психиатрии не было еще таким безнадежно пустым, люди не спешили припасть к нему, стараясь справиться с тревожными симптомами в одиночку или с помощью "братьев по разуму". Помните анекдот:
— Доктор, беда. Ложусь в постель, ОНО под кровать залазит и там шебуршит. Я — под кровать, ОНО — сверху, скачет на моей постели. Я — туда, ОНО — уже внизу. Вот так всю ночь и прыгаю, мочи нет.
— М-да... Это вам к психотерапевту надо. Сто долларов прием, пройдите через кассу .
Встречаются через неделю.
— Ну что, голубчик, спите?
— Да все в порядке, док! И без ста долларов обошелся! Я бутылку за полтинник взял, пошел к соседу. Выпили. Рассказал я ему про свою беду, а он и говорит:
— ДА СПИЛИ ТЫ НОЖКИ У СВОЕЙ КРОВАТИ!!!
Английский же пациент, почувствовав, что у него "скачет" и "шебуршит", скорее уж направится в отделение Accident & Emergency ближайшей больницы, что-то вроде нашего травмопункта, только широкого профиля. Скорую помощь стараются лишний раз не беспокоить, а то можно и штраф схлопотать за ложный вызов. Отсидев несколько часов в общей очереди между собратьями с различными переломами и миокардами, наш "сумеречный" больной наконец упрется в медсестру, которая и определит, достоин ли данный случай внимания врача. Врач — голубая кровь, особая каста. Вы не услышите в больнице, чтобы о нем отозвались, даже за глаза, небрежно, по имени. Только — доктор Такой-то. Их образованность и зарплата внушают уважение. Правда, доходы опытной медсестры подчас не меньше, чем у начинающего врача. И тех, и других стране не хватает хронически.
У старушки Британии те же болячки, что и у большинства цивилизованных стран. Но если проблема общего старения населения вызывает лишь легкое почесывание, то угроза экономического кризиса из-за роста заболеваний, в том числе психиатрических, уже вовсю нарывает. По данным ВОЗа (Всемирной организации здоровья), в последние годы причиной номер один неявки на работу стала депрессия. "Проблема, конечно, комплексная, — уверен психотерапевт Джон И. — Но профилактика необходима. Надо уметь расслабляться и каждый день понемножку радовать себя и других".
Так что — пилите ножки, господа, пилите ножки!
