Евгений Хавтан — Романтик в кубе
Своим внешним видом и манерой держаться бессменный лидер группы "Браво", композитор и гитарист Евгений Хавтан неуловимо напоминает своего тезку Онегина, воспетого Пушкиным. Помните? "Острижен по последней моде, как дэнди лондонский одет…" Правда, родился не "на брегах Невы", а в Белокаменной. Да и мазурку вряд ли умеет танцевать, и с латынью, вероятно, проблемы. Зато другие онегинские качества несомненно присутствуют. "Ученый малый, но педант, имел он счастливый талант без принужденья в разговоре коснуться до всего слегка, с ученым видом знатока…" Хочется вспомнить здесь и про "улыбку дам" и "огонь эпиграмм", про анекдоты "дней минувших" и "науку страсти нежной"… В общем, "всего, что знал еще Евгений, пересказать мне недосуг".
Согласитесь, редко известный музыкант может походить на литературного героя. Может, все дело в том, что и сам Хавтан стал знаком времени?
ЛК: — Женя, вернемся на двадцать лет назад. Не представляю, о чем мог мечтать студент первого курса института инженеров транспорта, когда впервые взял гитару в руки и собирался где-то играть...
Е.Х.: — Я ни о чем и не думал: просто хотел играть на гитаре, причем — свою музыку, которую в то время уже сочинял. В школе и институте с удовольствием бацал в разных самодеятельных группах, но все они были не мои. Помог случай. Неожиданно меня пригласили на прослушивание в группу Гарика Сукачева "Постскриптум". Сыграл несколько риффов на гитаре, и меня взяли. Мы выступали на танцах, свадьбах, в кафе, иногда на каких-то предприятиях, в ДК. Играли вперемешку и рок, и блюз, и итальянскую эстраду, и советскую… Я до сих пор очень хорошо знаю наизусть многие песни (причем, с аккордами) Юрия Антонова, "Машины времени", "Воскресения", "Самоцветов" и разных других ансамблей. Еще в детстве мы горланили их под окнами нашего дома, да других песен просто и не было. Кстати, даже сейчас, встречаясь веселой компанией, мы поем часто именно их. Как любой человек в 16–17 лет, я совершенно не знал, чего хочу от жизни, и пошел в МИИТ по примеру своего двоюродного брата. Не скрою, родители тоже настаивали именно на этом варианте. Да и профессия инженера-строителя в начале 80-х считалась очень престижной.
ЛК: — Кстати, МИИТ давно уже считается неофициальной "кузницей" музыкальных кадров. Оттуда вышли и Малежик, и Кельми, и Кузьмин...
Е.Х.: — Они учились раньше меня. Правда, в институте я никого из них не видел — наверно, так же, как и я, болтались где-то между лекциями, вечерами играли на дискотеках. Помню, Криса я пару раз встречал на институтской плешке, где собирались фанаты фирменной музыки, спекулянты грампластинками.
ЛК: — Как относилось к вашим "побочным" увлечениям руководство института?
Е.Х.: — Оно об этом не знало до того момента, когда в марте 1984 года на одном из концертов в ДК "Мосэнерготехпром" нашу группу арестовали, а Жанну Агузарову (мы ее тогда только-только нашли) упекли в следственный изолятор за подделку паспорта. Вот тогда-то с Петровки 38 в институт пришла "телега", где говорилось: "В связи с возникшей необходимостью просим дать характеристику на студента Хавтана…" Никакого основания для этого впрямую указано не было, но сама формулировка таила в себе загадку. Это могла быть и фарцовка, и задержание на улице в пьяном виде, и нарушение общественного порядка... Естественно, в деканате сильно перепугались и, выяснив, в чем дело (учитывая к тому же, что я редко появлялся в институте), решили от меня избавиться.
ЛК: — А справок, оправдывающих непосещение лекций и семинаров, у тебя, конечно, не было...
Е.Х.: — Вообще-то, справки у меня имелись всегда. Мой приятель заведовал спортивной кафедрой и был завзятым меломаном, поэтому с удовольствием выписывал мне необходимые бумаги за подаренные пластинки. Но, к сожалению, в нужный момент, как это бывает, никаких "оправдаловок" у меня не оказалось, и меня отчислили в течение 24 часов. Правда, потом я восстановился, а еще через полтора года меня отчислили снова — за участие в дачном концерте у Саши Липницкого, где были и Витя Цой, и Майк Науменко, и Гребенщиков, многие другие рокеры. Случилось все до обидного просто: какой-то "доброжелатель", узнав о тусовке, доложил куда надо, и нас "повязали".
ЛК: — То есть, институт ты так и не закончил?
Е.Х.: — Нет, я опять восстановился и доучился до конца, о чем совершенно не жалею. Моя специальность называется "промышленное и гражданское строительство". Очень широкий профиль. Кстати, спустя 20 лет эта профессия вновь стала модной и востребованной. А институтское время я считаю лучшим в своей жизни. Оно, несмотря ни на что, очень хорошее и светлое. Быть богатым было немодно, все жили приблизительно одинаково, и единственное, чем мы могли отличиться, это быть меломанами, собирать пластинки и играть любимую музыку.
ЛК: — Кстати, что вам инкриминировали, вызвав на Петровку после того злосчастного концерта?
Е.Х.: — Каждого из нас допрашивали отдельно два следователя. Один расследовал экономические преступления, а второй (из КГБ) — интересовался нашими политическими поползновениями. Сначала мы не понимали, что происходит, нам было даже смешно, но потом осознали, что это может очень серьезно обернуться. В то время Леша Романов (лидер группы "Воскресение") за аналогичные "преступления" сидел уже в тюрьме. Это было смутное время, когда по кинотеатрам, кафе и магазинам шастали дружинники и выясняли у ничего не подозревающих людей, что они тут делают в рабочее время.
ЛК: — Женя, ты слушал много западной музыки, что же можно назвать предтечей группы "Браво"?
Е.Х.: — Через меня проходило много хорошей (и не очень) музыки. Мне нравились "Мэднесс", "Полис", "А-Ха", "Дюран Дюран" и вся "новая волна". Рок как течение меня уже не особо интересовал, и я переключился на стильные английские команды, которые носили яркие крашеные челки, петушиные галстуки, брюки "бананы" и т. д. С этими идеями я и пришел в "Постскриптум", но он вскоре начал разваливаться, и мы с барабанщиком Пашей Кузиным решили создать свой коллектив. Кроме нас, в него вошли саксофонист Саша Степаненко, басист Андрей Конусов, а позже всех пришла Жанна.
ЛК: — Женя, а как вам работалось с Агузаровой — человек она непредсказуемый, капризный, с завихрениями...
Е.Х.: — Да, она и опаздывала безбожно, и концерты срывала, и много чего еще вытворяла, но мы прощали ей все за ее потрясающий голос, талант, обаяние и неординарность. То есть, одно уравновешивало другое. У меня нет никаких негативных эмоций по отношению к Жанне. На концертах она работала всегда четко и слаженно. Эксцессы случались, как правило, до и после выступлений. Она могла закатить истерику по поводу некачественного звука, аппаратуры, каких-то мелких оплошностей музыкантов, поведения непонравившегося ей человека. Но я четко понимал, что если мы расстанемся, то не сделаем очень многого. Ведь тогда мы не были еще профессиональными музыкантами, и когда после маленьких клубов и студенческих общежитий стали собирать стадионы, это было для нас просто волшебной сказкой. Период с Жанной был, несомненно, самым ярким и плодотворным в истории группы.
ЛК: — А паспорт она подделала до прихода в "Браво"?
Е.Х.: — То, что ее зовут Жанна Агузарова, а не Иванна Андерс, я и сам узнал от следователя на Петровке. Все остальное на 90% неправда. Жанну потом выслали в Сибирь, мы ее ждали, посылали наши песни, она писала стихи, потом приезжала на время — мы давали закрытые концерты (например, в МИДе), а когда случилось "потепление" — ее отпустили насовсем. Этически это очень сложная история. Я не хочу сейчас подробно ее рассказывать. Придет время — напишу мемуары.
ЛК: — Правда ли, что к вызволению Жанны из ссылки приложила руку и Пугачева?
Е.Х.: — Думаю, нет, во всяком случае, мне об этом неизвестно. Но Пугачева нам, конечно же, помогла — и даже очень. В мае 1986 года она пригласила нас, еще мало кому известный коллектив, выступить на знаменитом концерте в поддержку пострадавших от чернобыльской аварии, "Счет-904", который транслировался на полмира, а также представила нас в популярнейшей ленинградской телепрограмме "Музыкальный ринг", которая имела потом огромный скандальный резонанс.
ЛК: — Из-за этого ее даже не показали по центральному ТВ...
Е.Х.: — Помню, Жанна хотела надеть для съемок черный смокинг с красной бабочкой, а Пугачева настояла, чтобы она вышла в обычном черном платье. Была дикая истерика, но Жанна в итоге смирилась, и Алла повесила ей на шею свое красное сердечко. На записи Жанна чувствовала себя неловко и нелепо, к тому же мы явно не были готовы отражать нападки каких-то комсомольских функционеров, но держались с достоинством. В какой-то момент даже опытная Пугачева не выдержала и бросила микрофон. Кстати, в книге Тамары Максимовой, ведущей "Ринга", эти эпизоды описаны слишком приглаженно: реальная ситуация была куда более жесткой.
ЛК: — Зато наутро вы проснулись знаменитыми...
Е.Х.: — Наутро мы поняли, что есть отдельно группа "Браво" и — ее солистка, звезда Жанна Агузарова. Нас разделили по разные стороны баррикад. Это был кинжал в спину, потому что мы вместе с Жанной прошли к тому времени огромный путь и являли собой единую творческую единицу. "Ринг" положил начало той трещине, которая расколола потом "Браво".
ЛК: — Создается впечатление, что "Браво" это даже не коллектив, а некое место для обкатки новых имен. Вспомним, с какой калейдоскопической быстротой менялись лица солистов: Агузарова, Салмина, Рузаева, Осин, Епифанова, Сюткин, Ленц...
Е.Х.: — Да, и в этой чехарде есть своя прелесть. Основная причина всех расставаний — творческие разногласия, но я ни о чем не жалею. "Браво" для меня — хорошая школа жизни. Группа с солистом — это одно, а без солиста — совсем другое. Ведь уход и приход каждого из них в моей композиторской истории был отдельным этапом, потому что в этот момент я пытался изменить что-то в звуке группы, ее песнях, имидже и — своих ощущениях. С большим трудом представляю, как в течение 20–30 лет можно петь одни и те же "золотые хиты" и изображать при этом азарт и эйфорию.
ЛК: — "Браво" сегодня — это кто?
Е.Х.: — Пять человек на сцене: Паша Кузин, Саша Степаненко, басист из Санкт-Петербурга Дмитрий Ашман, Роберт Ленц и я. Плюс директор, плюс звукоинженер, который является нашим большим поклонником да еще получает за это деньги (смеется), и гитарный техник — мой старый институтский приятель, с которым мы когда-то фарцевали пластинками. Конечно, историю закадычных друзей я разыгрывать не буду: "Браво" — это коллектив с многочисленными проблемами и непредвиденными обстоятельствами, но именно сейчас у нас очень хороший, теплый и, я бы сказал, объединительный период.
ЛК: — Расскажи немного о семье. Чем занимаются дочь, жена?
Е.Х.: — Дочь Полина учится в пятом классе, ей 11 лет. Жену зовут Марина, по специальности она инженер-экономист, но сейчас сидит дома, "учится" вместе с дочкой, возит ее в бассейн и на английский язык. У меня очень своеобразный ребенок: ее интересует отнюдь не музыка, а... зоология. Этим летом я ездил с ней на две недели в Италию, мы ходили на выставку животных, и выяснилось, что Полина не только хорошо знает их названия, но и разбирается в редких видах рыб, птиц, змей, тарантулов и т. д.
ЛК: — А жена не пыталась однажды... запеть?
Е.Х.: — Ты знаешь, если бы она умела петь, я бы с удовольствием написал для нее песню и выпустил на сцену, но... У меня очень высокая планка оценки, поэтому мне приятнее видеть Марину дома, рядом с собой. Она моя первая и единственная супруга, что нетипично для музыканта. Нашему браку уже 20 лет. Марина — мой тыл, моя стена, которая помогла мне выстоять в эти безумные годы, за что я очень ей благодарен.
ЛК: — Жень, признайся: поклонницы в постель тащили?
Е.Х.: — Тащили. Ну и что? У каждого ансамбля и вообще творческого человека бывает такой промежуток — он очень забавный, замечательный, и отрицать это было бы глупо. Но сегодня тот период — только часть истории группы.
ЛК: — У тебя есть какие-то увлечения, помимо музыки?
Е.Х.: — Я любитель красивых, стильных вещей. У меня большая коллекция фирменных гитар, костюмов, порядка 100 пар обуви. Время от времени летаю в Лондон — мой любимый город. Будь это возможно, я с удовольствием перенесся бы в 60-е годы прошлого века и пожил бы там. Люблю гулять по Карнаби-стрит, захаживать в ее модные магазинчики, где одеваются стиляги и пижоны.
Интервью Сергея Соседова
