Галина Волчек: Театр — жизнь и судьба
Люди старшего поколения прекрасно помнят, чем был для них этот театр
в годы запрета на каждое живое слово, как по ночам простаивали в очередях,
чтобы достать билет на спектакль "Современника".
Удачи театра почти всегда не нравились начальству, поскольку раскрывали
всю фальшь и пошлость официальной правды. Но театр умудрялся поддерживать
контакт со зрителем над головой или за спиной власть предержащих,
преодолевая цензурные препоны.
Для Волчек театр стал ее жизнью, ее судьбой, в нем для нее умещается
целый мир. Стратегический талант художественного руководителя и тактический
талант режиссера позволили ей сохранить этот коллектив.
В ранний постсоветский период, когда залы театров были полупусты,
актеры разбегались по антрепризам (поскольку страдали от безденежья),
а коллективы распадались (либо раздваивались), ей удалось обеспечить
людям достойное существование. И хотя в круговороте новых экономических
отношений это было это очень нелегко, Галине Борисовне хватило сил,
ума, выдержки, чтобы не оказаться беззащитной и слабой, сохранить
дом, который она так долго строила. Недаром Валентин Гафт — один из
самых замечательных обитателей этого дома — свои стихи, посвященные
Волчек, начинал такими строчками:
Ты — мать-кормилица
Ты — мощь и сила
Каждый свой спектакль Волчек наполняет живым чувством: "Спектакль
— это живые глаза, живое существо". Она немало работала за рубежом:
в Германии, Венгрии, Чехии, Финляндии, Ирландии, в Соединенных Штатах.
Была первым режиссером из нашей страны, приглашенным на постановку
в США еще в далеком 1978 году. Это был "Эшелон" Михаила Рощина. В
постановку вложила столько сил, энергии, эмоций, что пробудила у зрителей
богатого и сытого Хьюстона глубокое сострадание к далеким незнакомым
людям, к чужому горю. А сам спектакль стал событийным.
В 1996 году "Современник" оказался первым русским театром, гастролировавшим
на Бродвее. Был показан "Крутой маршрут", спектакль—потрясение для
каждого зрителя, безжалостно вскрывающий жестокую правду о сталинских
лагерях, а также "Три сестры" Чехова. "Нью-Йорк Таймс" назвала спектакль
"пронзительным", говорила о "захватывающей силе и простоте исполнения",
— а гастроли в целом назвала "лучом солнца на Бродвее".
Именно за эти первые гастроли (театр приезжал и во второй раз) "Современник"
был удостоен высокой театральной премии — Drama Desk Award.
А каков театр сегодня? Он по-прежнему привлекает своим драматизмом
и открытыми эмоциями, обостренным восприятием современности. В зале
зрителю предстоит работа души и ума. Здесь всегда ощущаешь единый
ритм существования сцены и зала.
Поскольку и сегодня театр выражает Время, сегодняшнюю боль и потери
— Ритмы его спектаклей всегда совпадают с ритмами эпохи, а сами артисты
обязаны быть личностями. Сегодня, как и всегда, театру отданы безусловная
любовь и преданность зрителя.
Спектакли "Современника" неизменно посещают президенты страны, считая
это, возможно, своей приятной обязанностью. Начиная с давнишнего друга
театра — президента СССР Михаила Горбачева, который и недавно побывал
на премьере "Бесов" по Достоевскому в постановке легендарного польского
режиссера Анджея Вайды. Любитель этого театра и первый президент России
Борис Ельцин посмотрел в разное время ряд спектаклей (в том числе
"Ревизора" и "Крутой маршрут"). Недавно последнюю премьеру — "Грозу"
Островского в необычной постановке Нины Чусовой — посетил президент
Владимир Путин. После спектакля он встретился и беседовал с исполнителями.
А какова сама Галина Борисовна — движущая сила этого коллектива?
Ее любимая актриса Марина Неелова, хорошо знающая Волчек и создавшая
у нее свои лучшие роли, считает, что под этой фамилией объединены
несколько человек: главный режиссер, актриса, общественное лицо, женщина.
Все они разные, часто противоречат друг другу, но все это — "множественность,
талантливо соединенная воедино".
Четыре года Волчек была депутатом Государственной думы. За это время
убедилась, что в политике нет места никаким человеческим отношениям.
Правда, об этом опыте не жалеет, поскольку любой опыт может пойти
на пользу художнику.
А какие у нее артисты? Лучшие актеры страны, которых она смогла собрать
в театре: Неелова, Кваша, Толмачева, Яковлева, Петрова, Леонтьев,
Гармаш, Дроздова, Хаматова. У каждого из них свой и очень непростой
характер. Она находит ключ к каждому из них.
Режиссера Волчек интересует все: классика (особенно Чехов), современная
драматургия (на сцене театра поставлены несколько пьес Николая Коляды
— драматурга, чье имя стало известно Москве благодаря Галине Борисовне),
зарубежные произведения. Так, она дала сценическую жизнь знаменитому
роману Ремарка "Три товарища", сумела извлечь из литературного текста
то, что и сегодня волнует зрителя.
В день нашей встречи Галина Борисовна, всегда подтянутая и обаятельная,
выглядит, все же, усталой. Неудивительно: в "Современнике" одна за
другой состоялись две премьеры, а несколько минут назад закончилось
ее интервью для телевидения в связи с юбилеем одной из актрис театра.
ЛК: — Галина Борисовна, в чем, по-вашему, сегодня отличительная особенность
этого театра, который всегда был отдушиной для людей мыслящих?
Г. В.: — Думаю, его востребованность сегодня продиктована тем, что мы завоевали
доверие зрителей. Многие критики пытались объяснить это всего лишь
наличием в театре "звезд", даже не задаваясь вопросом, как здесь становятся
"звездами". Когда, например, выпускались "Три товарища",
там не только не было ни одной "звезды" (вообще я против этого понятия),
но и ни одной заметной фигуры. Чулпан Хаматова к тому времени снялась
лишь в одном фильме "Время танцора", который на тот момент мало кто
видел. Тем не менее, спектакль стал культовым, и до сих пор на него
трудно попасть.
ЛК: — Если чуть глубже взглянуть на вашу историю, известно, что театр
очень часто "штормило". Что помогало оставаться на плаву, преодолевать
самую трудную непогоду?
Г. В.: — Полагаю, вера в идею этого театра, в идею психологического театра
сегодняшней формации. Театр никогда не стоял на месте, не превращался
в музей. Именно благодаря этому наш зрительный зал так помолодел.
Наряду с теми, кто когда-то выстаивал в очередях за билетом, его заполняют
сегодня их дети и внуки. Я этому очень радуюсь. Для этого немало делаю,
рискую, приглашаю молодую режиссуру. Началось это еще 30 лет назад,
через 2 года после того, как я взвалила на себя эту ношу (по-другому
и не скажешь) — руководство "Современником". Наряду с тем же Вайдой,
к которому обратилась и тогда, и сейчас, 30 лет спустя, пригласила
в театр и Валерия Фокина — в то время молодого парня из училища Щукина.
И дальше было уже много молодых режиссеров. Есть они и сегодня.
ЛК: — Сегодняшний "Современник" — другой? Отличается от того, который
был когда-то на площади Маяковского?
Г. В.: — Безусловно. Это счастье, что мы не превратились в музей собственного
имени. Это было бы ужасно. Для меня неприемлемо идти вперед, все время
оглядываясь назад. Это невозможный путь. Но так же точно нельзя бежать
вперед, ни разу не оглянувшись и не подумав, что мы там, может быть,
что-то хорошее оставили. Так можно добежать до стены, о которую расшибешь
себе лоб.
ЛК: — В непростое время, когда люди в основном интересуются зарабатыванием
денег, как удалось сохранить коллектив?
Г. В.: — Коллектив, по-моему, — глубокое заблуждение. Можно только сохранить
ДОМ, в котором живут разные люди, называемые семьей. В любой семье
иногда бывают отчуждения, бывают и уродливые явления, даже в рамках
хорошей семьи. Но моя главная задача была — сохранить этот дом и семью.
На это была положена жизнь.
ЛК: — И вам это удалось. Вы, Галина Борисовна, были преуспевающей, удачливой
актрисой и в театре, и на экране. Знаете весь театральный организм
изнутри. Ваш переход в режиссуру был естественным? Либо это был резкий
поворот в вашей судьбе?
Г. В.: — Это Ефремов всех нас "приговаривал", когда мы еще не имели твердой
почвы под ногами. Мы еще "барахтались", "код взаимопонимания" не был
выработан, и приглашать чужого режиссера означало нарушить эту еще
не до конца окрепшую собственную ткань. Он очень хотел каждого из
нас приспособить каким-то образом к режиссуре: и Табакова, и Квашу,
и меня.
ЛК: — Но они оба остались актерами, а вы в последние годы отошли от этой
профессии.
Г. В.: — Это так. Помню, когда Ефремов еще на Маяковке мне сказал: "Для
нас было бы лучше освободить из штатного расписания твою единицу актрисы
и перевести тебя на режиссера". Это совершенно ничего не меняло в
моей жизни, но, помню, тогда я так рыдала! Подумала: вот и конец моей
актерской профессии. Хотя закончилась она независимо от штатного расписания.
ЛК: — Анджей Вайда надеялся задействовать вас как актрису в "Бесах".
Но вы все-таки отказались.
Г. В.: — Думаю, он потом меня понял: если бы я была по ту сторону рампы,
то есть играла бы и репетировала, возможно, этот проект вообще бы
не состоялся. Я просидела около этого гениального человека все репетиции,
не пропустив ни одной. Закрывала спиной все то, что не хотелось, чтобы
он видел и знал. Ведь, во время подготовки спектакля шестеро артистов
по разным причинам отказались играть. Сейчас нахожусь в очень усталом
состоянии. Кажется, легче было бы самой что-то поставить.
ЛК: — Вы воспитали актеров-личностей, известных нынче не только в нашей
стране. Как удается молодым артистам вписаться в их среду?
Г. В.: — Это тоже очень непростой процесс. Есть, скажем, "старики", которые
изначально считают: все, что позади — хорошо, а что впереди — плохо.
Но процесс этот — двусторонний. Молодые имеют противоположное мнение.
Лично я считаю, что есть какие-то творческие параметры, с которыми
трудно спорить. Думаю, что и Марина Неелова, и Валентин Гафт, и Игорь
Кваша, и Леонтьев, и Дегтярева, и другие "старики", когда встречаются
с молодыми в работе, то чувствуют и понимают, что такой процесс имеет
безусловную положительную обратную связь. Когда эти артисты встречаются
на сцене с Чулпан Хаматовой, Юшкевичем, Хаванским, Разуваевым, то
образуется прекрасный ансамбль. И молодые артисты доказывают, что
они здесь не случайные люди.
ЛК: — У вас выросло и блистательное среднее поколение актеров. Несколько
слов о них.
Г. В.: — Настоящим мастером стала Лена Яковлева. Я восхищаюсь ею. Ну, ладно,
я, что называется, — своя, "мама". Но знаю, что так же считают и другие.
Слышала, что говорил о Лене Вайда. Она пришла в театр девочкой, а
стала зрелым замечательным мастером. У нее огромный талант и она училась.
Вспоминаю, как Лена стояла в кулисах и смотрела, когда играла Неелова.
И Сергей Гармаш сегодня тоже актер-мастер. Я уже не представляю себе
"Современник" без этих артистов. Как и без Гали Петровой, Марины Хазовой.
Они тоже определяют сегодня лицо театра.
ЛК: — Вы женщина-лидер, общественно значимая фигура, были депутатом.
Что для вас эта общественная значимость?
Г. В.: — Для меня важно все, что важно для звучания "Современника", когда
это помогает театру. В политике я не задержалась не случайно: мне
это оказалось глубоко неинтересно. Моя политика — то, что я делаю
на сцене и в театре. Моя общественная значимость, если она существует,
экстраполируется на театр.
ЛК: — Вы и "Современник" — обладатели уникальной американской театральной
награды. Расскажите об этом.
Г. В.: — Я, действительно, очень ею горжусь. Ни один иностранный театр (не
только русский) никогда не был удостоен премии Drama Desk Award. Она
была учреждена в 1947 году журналистами, писателями, интеллигенцией.
Там голосуют 600 человек, так что "сговориться" невозможно. Даже театры,
гастролирующие постоянно, не имеют этой премии. Мы оказались первым
иностранным театром, удостоенным такой чести за наши гастроли в 1996
году.
ЛК: — Еще в 1990 году в Сиэтле на фестивале искусств Игр доброй воли
я была свидетелем, как люди, не знающие русского языка, рыдали на
"Крутом маршруте" "Современника". Даже самые выдающиеся:
создатель CNN Тед Тернер, актриса Джейн Фонда.
Г. В.: — Это верно. А еще через год, оказавшись с детьми в Петербурге, Джейн
специально на один день приехала с ними в Москву, чтобы показать им
"Маршрут". Знаменитый американский драматург Артур Миллер, посмотрев
наш спектакль на Бродвее, сказал, что ничего сильнее в театре вообще
не видел.
ЛК: — Вы — создатель этого спектакля, где правда разрывает сердце. Он
живет десятилетия, идет с неизменным успехом. Как вам кажется, что
именно привлекает к нему и сегодня?
Г. В.: — Он родился еще в начале перестройки. Тогда это было "откровение".
Но сейчас это давно уже не тайна: про сталинские тюрьмы известно все.
Тем не менее, если сейчас войдете в зал, увидите, сколько там молодежи,
какая стоит бездонная тишина. Меня это очень радует. Думаю, такая
долгая жизнь спектакля — это художественное "попадание" и человеческая
глубина.
ЛК: — Ваш сын Денис Евстигнеев — наследник славы двух знаменитых родителей:
его отец, выдающийся актер Евгений Евстигнеев, был любимцем всей страны.
Но сегодня сам Денис — известный кинорежиссер. Понимаю, что вы им
гордитесь по праву, а на его премьерах, видимо, волнуетесь больше,
чем на своих?
Г. В.: — Конечно, горжусь сыном и верю в его судьбу, верю в то, что он выбрал
правильный путь, и правильную профессию. Мне кажется, разумным, что
он сначала закончил операторский факультет, стал одним из заметных
кинооператоров, получил разные премии ("Нику" в том числе). А когда
внутренне созрел, сделал свой первый режиссерский фильм "Лимита".
Затем была картина "Мама" — тоже очень глубокая. И фильм "Займемся
любовью". Поначалу к самому названию я относилась скептически, но
когда посмотрела картину, убедилась, что там есть те самые лирические
нотки, без которых я искусства не понимаю.
ЛК: — Какой-то мудрец сказал: "Я не могу вам дать формулу успеха, но
могу дать формулу неудачи: пытайтесь понравиться всем". Вы с ним согласны?
Г. В.: — Согласна абсолютно. Я не программирую этого понятия — понравиться,
не понравиться. Я делаю спектакль для людей. Не для народа — у нас
это очень размытое, даже изуродованное понятие, им так нещадно манипулировали.
Именно для людей, для каждого, сидящего в зале. Они для меня — люди.
Вот для них я и работаю.
