Картинки с выставки: Да будет цвет!
Лондонская галерея Тейта чувствует себя именинницей. Еще до открытия в ее стенах выставки "Тернер – Уистлер – Моне" зрители забронировали 21 тысячу билетов.
Выставка каждого художника из этого трио великих мастеров — событие в культурной жизни; собранные же вместе под эгидой одной выставки их работы действуют как мощный магнит, втягивающий в свое силовое поле восхищенных поклонников.
Выставка излучает бесконечное разнообразие эмоциональных зарядов: неудержимая сила света и цвета в одних полотнах захватывает и ошеломляет; разительным контрастом звучат окутанные дымкой, приглушенные, сложные цветовые аранжировки других композиций.
Англичанин Джозеф Мэллорд Уильям Тернер, американец Джеймс Эббот Макнил Уистлер, француз Клод Моне — художники, изменившие путь развития пейзажной живописи Европы в XIX веке. Творческий диалог и взаимовлияния этих мастеров — тема выставки, на которой представлены 100 пейзажей художников — живописные полотна, акварели, пастели и графические оттиски.
Кураторы выставки видят в творчестве Тернера источник сильнейшего влияния на Уистлера и Моне. И хотя в год смерти Тернера (1851 г.) Уистлеру было всего 17 и учился он в Вест-Пойнтской военной академии, а Моне был и вовсе пятилетним ребенком, по мнению экспертов, именно произведения великого английского художника, увиденные Уистлером и Моне впоследствии, во многом определили их творческое развитие. Здесь самое время рассказать немного о самом Тернере — уникальном художнике, которым по праву гордится британское искусство.
Уильям Тернер
Родился Тернер в Лондоне в 1775 году, рисовать начал рано, и уже в 14 лет был зачислен в бесплатные ученики Королевской Академии Художеств. Начиная с самых ранних пейзаж становится главным направлением в творчестве художника. Тернер даже берется за реализацию своей грандиозной идеи — создать энциклопедию пейзажа: 100 композиций, охватывающих все разновидности пейзажа — "исторического, пасторального, архитектурного, морского и горного". И хотя этот план так и не был осуществлен до конца, всю свою жизнь художник старался доказать, что пейзаж может выражать самые высокие понятия и чувства, рождать разнообразные идеи и образы.
Тернер серьезно интересовался наукой, и, читая (по приглашению Академии) курс перспективы для студентов, включал в свои лекции самые последние научные гипотезы и открытия. Особенно его интересовало практическое применение новых положений и открытий науки к процессу живописи. Он интуитивно предчувствовал грядущие научные открытия. По словам Кеннета Кларка "именно инстинктивное понимание структуры физического мира нашей планеты, созданной пульсацией и бесконечным взаимопроникновением волн, делает Тернера столь универсальным и связывает его с наиболее выдающимися физиками современности".
Белый художник
В живописи того времени такие вещи были чем-то небывалым. Тернер бросал вызов общепринятым традициям. Бытовало представление о том, что всякая картина должна быть написана в приглушенных, темных коричневатых тонах — по крайней мере, так выглядели картины старых мастеров, на которые ориентировались художники и преподаватели. Любители живописи того времени даже использовали специальный желтый фильтр, называющийся "стеклом Клода Лорена". Этот фильтр они вставляли в глаз вместо монокля — и лишь после этого рассматривали картины, окрашенные с помощью фильтра в благородные золотистые тона старины. Посему даже скромных первоначальных попыток Тернера передать яркий дневной свет и высветлить свою палитру было достаточно, чтобы за ним закрепилась кличка Белый Художник. Ведь белый цвет считался "не живописным", "слишком активным", "не поддающимся дисциплине и гармонии" — а посему его следовало избегать всеми возможными средствами.
Цветовая палитра Тернера стала гораздо более интенсивной после его поездки в Италию: под впечатлением пронизанной солнцем итальянской природы он начинает писать такими яркими красками, что его современник, пейзажист Констебль, даже испугался: "Тернер сошел с ума от своего мастерства, картина написана шафраном и индиго!" А Тернер продолжал прислушиваться к звучавшей в нем освобожденной цветовой симфонии и искал способы ее выражения на полотне, используя научные данные и конкретные наблюдения. Среди красок, сохранившихся в мастерской художника, было найдено 12 разновидностей желтого.
Причем, четыре из них были новыми пигментами, открытыми в XIX веке. Упор на желтые обусловлен не только интересом к новшеству: Тернер чувствует потребность в чистых, несмешанных светлых красках. К концу жизни он переводит в чистый цвет все: видимый мир, свет, настроение.
Первым в европейской живописи Тернер изображал атмосферные эффекты, изучая различные состояния атмосферы и освещения.
Все дальше уходя от детальной описательности, художник добивается правды, какой до него в живописи еще не бывало: солнце во всей его лучезарности; неистовство морской стихии, где все подчинено вихревому круговороту урагана; туман и небо во всей их многоликой переменчивости.
Борьба света и тьмы — одна из основных в творчестве Тернера. Художник верил, что картины разбушевавшихся стихий — лавины, бури, метели, ураганы, — могут передать смятение человеческого сердца и ума, стать катарсисом для души и сознания. Поэтому в таких полотнах он стремится к созданию особого неразрывного единства — буйства стихий, красок и внутренних переживаний.
Единство цвета и света в их неуловимом слиянии, лишенном материальной, осязаемой формы, — к такому пониманию реальности пришел художник Тернер. Творчество Тернера в своем поразительном многообразии шагнуло далеко за пределы его эпохи. Поиски и открытия художника были направлены в будущее.
И поэтому Тернера считают отцом не только импрессионизма, но и экспрессионизма и абстрактного искусства. Темы, начатые Тернером, продолжили и развили, каждый по-своему, и Уистлер и Моне, работы которых представлены на выставке. В нынешней экспозиции это Темза, Сена, Лондон, Венеция, — реки, города у воды.
Не было бы счастья, да несчастье помогло
"Да, я обожаю Лондон. Больше всего мне нравится лондонский туман. Как английские художники девятнадцатого века могли писать свои дома кирпич за кирпичиком? На своих картинах они изображали даже кирпичи, которые они видеть не могли. Лондон я люблю только зимой. Летом город хорош своими парками, но это не идет ни в какое сравнение с зимой и зимними туманами: без тумана Лондон не был бы красивым городом. Туман придает ему удивительную масштабность. Под его таинственным покровом однообразные, массивные кварталы становятся грандиозными."
Трудно поверить, что это признание в любви принадлежит французу. Великому французу, художнику-импрессионисту Клоду Моне. В XIX веке, с ростом индустриализации, загрязнение воздуха и воды в крупных английских городах достигло критической точки. Особенно в осенние месяцы, во время штиля, дым и копоть, выбрасываемые из труб производственных предприятий и жилых домов, смешиваясь с туманом и висящей в воздухе пылью, окрашивали воздух в черно-желтый цвет. Густая пелена такого смога часто висела над городом по многу дней. Из-за безветрия или при слабом ветре смог застаивался, зависая над улицами на высоте 200-250 футов. Это, а также поразительно грязные воды Темзы, куда сливались не только промышленные отходы, но и напрямую выходили канализационные трубы, способствовали широкому распространению туберкулеза и многих других заболеваний.
Необычный характер лондонского смога превратил его в своего рода приманку для туристов, так что многие отправлялись в город только чтобы полюбоваться на диковинное марево.
"Вечерняя дымка окутывает реку поэзией, словно вуалью...."
Смог, мистическая мгла, в которую он погружал город, не оставлял равнодушными и художников: в обед можно уже было писать сумерки; серо-зеленое свечение, отражавшееся на реке и стенах домов, создавали световые и цветовые эффекты, которые не мог предложить никакой другой город. И Тернер, и Уистлер, и Моне всегда селились в Лондоне у Темзы. Их полотна, запечатлевшие виды Темзы, закаты и восходы, очень разные. Фокусируясь на передаче мимолетных, переменчивых эффектов света и погоды, экспериментируя с новаторской живописной техникой, каждый из этих художников создал свои неповторимые и глубоко оригинальные по и эмоциональному строю произведения.
Лондонские мосты в поэтичных, "звучащих" тихой музыкой ноктюрнах Уистлера; расплавленные золотым и красным сиянием заходящего солнца воды Темзы у здания парламента на полотнах Моне; его же вид утренней Сены, повторенный трижды в настолько разных состояниях, что увидеть и передать это в красках может только по-настоящему великий мастер... Эти и многие другие полотна выставки — подлинный гимн природе и живописи.
Художников обвиняли в отсутствии деталей, незаконченности их работ. Но им удалось передать нечто намного более важное — дух, атмосферу, ауру мест, которые они изображали. Как-то один из критиков, утверждавший во время интервью с Моне, что его "Дворец дожей" можно определить как пример скорее импрессионистической, чем готической архитектуры, услышал от Моне такой ответ: "Зодчий, задумавший этот дворец, был первым импрессионистом. Он создал его плывущим по воде, вырастающим из воды, сияющим в воздухе Венеции, подобно тому как художник-импрессионист накладывает на полотно сияющие мазки, чтобы передать ощущение атмосферы. Работая над этой картиной, я хотел написать именно атмосферу Венеции. Дворец, возникший в моей композиции, был только предлогом, чтобы изобразить атмосферу. Ведь вся Венеция погружена в эту атмосферу. Плывет в этой атмосфере. Это импрессионизм в камне".
С выставки "Тернер – Уистлер – Моне" очень трудно уйти. Оставить за дверью весь этот сияющий, взволнованный, поэтичный и проникновенный мир света и цвета, созданный талантом и любовью великих живописцев. Но туда можно вернуться...
Выставка "Тернер – Уистлер – Моне" в галерее Tate Britain до 15 мая 2005 года
Надежда Лондонская
