Лариса Гродская   НОВОЕ блюдо в СТАРОМ меню - “КУШАТЬ” подано Я давно готовилась к этому событию. Живя в другой языковой среде, пыталась разглядеть перемены в родном языке. Ждала, момента, когда придется признать, что я говорю на устаревшем. Я знала, что это неизбежно случится – ведь язык отражает малейшие перемены в общественном сознании. А это сознание уж точно не будет сидеть сиднем и ждать моего одобрения. Я заранее дала себе слово ни в коем случае не расстраиваться и не плеваться ядом, а просто принять за данность. Не уверена, что мне это в итоге удалось… В эту последнюю поездку Москва поразила меня чистотой и какой-то не местной холодноватой вежливостью. Впрочем, это случилось уже не в первый раз, когда я отмечала, что крушение империи обеспечило столицу интернациональной рабочей силой и тем самым воплотило давнюю национальную (и долгое время чисто умозрительную) склонность к чистоте и порядку. В этот раз меня приятно удивило то, что никто ни разу не предположил, будто я приехала с Луны. Ведь раньше каждый отпуск начинался с битвы за телефонный тариф. - Женщина, поймите, тариф без абонентской платы  - это не для вас, – терпеливо, как малому ребенку, объяснял мне очередной столичный юноша в футболке с логотипом провайдера мобильной связи. – За небольшие деньги вы сможете хоть весь день подругам сериалы рассказывать. По привычке я начинала оправдываться, что моя задача - не рассказывать сериалы, а сделать два-три коротких звонка. И живу я не в Москве. - Наш тариф действует на территории всей России! – с пафосом возражал юноша. - …И не в России. - На Луне, что ли? – вот уж срезал так срезал. Образованная молодежь, восхищалась я. Знакомы с законами логики. Если не в Москве и даже не в России, то остается только на Луне. Третьего не дано. Но на этот раз все было иначе. Даже в гипермаркете на вопрос, где можно найти бездрожжевой хлеб, вместо обычного «там же, где и всегда, женщина, что-вы-как- маленькая», меня с улыбкой подвели прямо к стойке. И – ни слова о Луне. Завороженная изобилием прилавков с едой от отечественных производителей, я таращилась на крошечные, с пупырышками, пахнущие грядкой огурцы и размышляла о великой силе патриотизма. Часто мелькал слоган «Своё – вкуснее!», который  сейчас, в результате санкций, можно отнести почти ко всем продуктам в любом магазине.  И опять же, восхитительно сдержанная вежливость. Прожив в этой стране почти полвека, я очень сомневалась, что здесь когда-либо будет возможен компромисс между чистой ненавистью и чисто родственным удушением в объятиях. Теперь вижу, что ошибалась. Взвешивая помидоры, я замешкалась: в алфавитном списке значилось только заморское (из дружественных стран) «помело». - Попробуйте букву «Т», - подсказала девушка с азиатской внешностью. – Томаты. Вот оно и случилось… Томаты! Причем свои томаты, которые, как известно, вкуснее. Помидоры мы и раньше выращивали – до санкций. А теперь – глянь-ка! – и томаты свои созрели на родных полях. Возможно, так оно и до потатов дойдёт – в ответ на происки врагов. А что? Свои, родные потаты – сами растим, сами едим с лучком. А вернее - кушаем. Еще одно ключевое слово… Обычно глагол «есть» дается моим студентам с трудом: спрягается не по правилам, так что приходится заучивать каждую форму в отдельности, к тому же всегда есть риск перепутать его с настоящим временем глагола «быть». Однажды на уроке, когда я, тщательно артикулируя, завела привычную пластинку «я ем, ты ешь…», самый пытливый в группе студент-англичанин спросил, а почему бы просто не сказать «кушать»? Я слегка растерялась, потому что внятного и доступного ответа под рукой не нашлось. Аргумент, что мне, так же как и составителю учебника, просто не нравится это слово, вряд ли можно считать серьезным. К тому же спрягать глагол «кушать» - одно удовольствие. На вопрос, где он услышал это слово, студент с гордостью сообщил, что так говорит его девушка. Мгновенно выяснилось, что так говорят все без исключения русские мужья, жены и друзья всех моих студентов. - Не буду есть, не буду слушать! – вскричала Людмила в плену у Черномора. А потом, согласно первоисточнику, «подумала и стала кушать» Для меня, как и для большинства, Пушкин – непререкаемый авторитет по части русского языка. Именно Пушкин навел меня на мысль, что глаголы «кушать» и «есть» в свое время были полными синонимами. Однако на каком-то этапе слово «кушать» в глазах большинства людей моего поколения приобрело оттенок фальшивой манерности. Лично для меня оно прочно и неизменно ассоциируется с оттопыренным мизинцем и губами бантиком. Приходится постоянно напоминать себе своё собственное кредо. В горле сдержите стоны! Филолог не имеет права сердиться на объективные изменения в языке. Это все равно, что физик, разбивший чашку, начал бы злиться на закон всемирного тяготения. Так вот, сдержав стоны, я  внимательно изучила полемику в интернете и, по мере сил не горячась, опросила старых друзей, живущих в России. Одобрение или неприятие глагола «кушать», ставшего в современной России доминирующей нормой, как ни странно, люди объясняют абсолютно по-разному. Для одних оно аристократически-культурное в сравнении с грубоватым «есть». Другие в точности наоборот воспринимают его само как нечто плебейское и халдейское, в лучшем случае, купеческое. Одна из моих подруг решительно заявила, что терпеть его не может и никогда не использует. По ходу нашего разговора  в скайпе она отвлеклась и позвала малышей… кушать. Тут же спохватилась: «Это я только со внуками так… сюсюкаю» Вторая, очень близкая и старая подруга неожиданно холодно заявила, что она всегда именно так и говорила – кушать. Чистая неправда – уж я-то помню, не было такого, возразила я. (Каюсь, намёк на возрастную забывчивость). Тогда подруга напомнила мне, что в ее роду все были исключительно аристократами (тонкий намёк на моего деда-крестьянина) и вели себя исключительно культурно. В свою очередь я напомнила ей про её дедушку-пролетария, начисто забытого в полемике (второй намёк на старческую забывчивость). Короче, нехорошо получилось. В итоге, я получила то, что заслужила. Безо всяких намеков, открытым текстом, подруга сказала, что не мне из-за рубежа учить россиян, как правильно говорить по-русски. С этим трудно спорить – общественное сознание изменилось, и язык немедленно отреагировал.  Гуляя по Москве, я прислушивалась к разговорам, изучала вывески. Вне всяких сомнений, самый мощный мотив сегодня – это национальная гордость. С другой стороны… как бы это сказать… все-таки хочется немного по-иностранному – пусть и с помощью кириллицы. Кем считает себя сегодняшний россиянин? Новой волны аристократом? В таком случае, трудно объяснить, почему некогда плебейский мат стал органичной составляющей самой что ни есть культурной беседы. Может быть, это тоже примета нового аристократизма? Я размышляла на эту тему очень напряженно, пыталась, как модно сейчас выражаться, визуализировать картинку. И вот что получилось: Дитя торговца и служанки, потомственный аристократ, с хорея перешел на мат. И с оттопыренным мизинцем он русский кушает томат. Одним словом, эклектика. А может, положа руку на сердце, стоит признать, что хотя бы один пролетарий, коробейник, горничная или крестьянин-безлошадник все-таки имеется практически в каждой родословной? Просто как следствие (великой октябрьской социалистической) революции. В таком случае новый российский праздник – День примирения и согласия – представляется вполне логически приемлемым. И в таком случае уже неважно, дворянин или его слуга  явился из нашего коллективного прошлого и ввел в современный обиход слово «кушать».